Вещь в интерьере
Окружавший человека предметный мир все чаще привлекает внимание исследователей. Во многом это связано с интересом к повседневной культуре человека, которым отмечен ХХ век. Из единичных, разрозненных предметов, сохранившихся от прошедших времен, складывается не только целостная картина интерьера. Они, без сомнения, передают мировоззренческие особенности и связанные с этим эстетические пристрастия эпохи. Вещи – реалии времени, в которых отражается и технический прогресс, и изменения в общественной жизни, и конкретная историческая ситуация.
Интерес к роли вещи в жизни человека породил новую науку – реалогию, задачу которой исследователи видят в постижении в вещах их собственного, нефункционального смысла, не зависимого «ни от товарной стоимости, ни от утилитарного назначения, ни даже от их эстетических достоинств» [1]. И, тем не менее, роль вещи в интерьере заключается, прежде всего, в постоянно меняющемся соотношении ее функциональной и эстетической значимости. При этом основой предметного наполнения интерьера является мебель. Именно ее характер в первую очередь определяет стиль жилого пространства комнаты, дома, квартиры, и отражает индивидуальность их хозяев.
О предметной среде в русском интерьере можно с большой долей достоверности судить с ХУП века. Именно в это время появляются не только свидетельства иностранцев, посещавших Московию, Архангельск или Новгород, но и документальные материалы, касающиеся быта русских царей, опубликованные, в частности, И.Е.Забелиным. Складывавшийся веками древнерусский интерьер, имевший, по сути, общую основу с интерьером европейского средневековья, обнаруживал принципиальное сходство во всех социальных слоях. Плотничий наряд интерьера включал не только чистовую отделку стен, пола и потолка, но и размещение встроенных лавок вдоль стен, которые составляли основу домашней обстановки. Устройство печей и красного угла дополняли ее. «Одни и те же понятия и даже уровень образования, одни привычки, вкусы, обычаи, домашние порядки, предания и верования, одни нравы – вот что равняло быт государя не только с боярским, но и вообще с крестьянским бытом (…). Изба крестьянская, срубленная во дворце, для государева житья, убранная богатыми тканями, раззолоченная, расписная, все-таки оставалась избоюв своем устройстве, с теми же лавками, коником, передним углом» [2]. Разница же заключалась в «наряде жизни», что включало в себя, прежде всего, предметное наполнение жилого пространства. Если в крестьянском доме вещь имела, главным образом, функциональный смысл, то в боярском и, особенно, в царском, важную роль играла репрезентативность. Поставцы – шкафы, заполненные серебром и привозным венецианским стеклом, которые ставились в трапезных, служили не столько для употребления, сколько для украшения и демонстрации богатства. Так же как во время приема иностранных послов в царскую приемную комнату было принято выносить дорогие предметы, в том числе ранее полученные посольские дары.
Древнерусский интерьер не знал понятия ансамбля. Каждая вещь была самоценна. Обстановка, по большей части встроенная, дополнялась столами и переносными скамьями, в том числе переметными, у которых спинка перекидывалась с помощью деревянных вертлюгов. Ее прообразом можно считать западноевропейскую каминную скамью. Столы часто имели пространство под откидной столешницей, что роднило их с сундуками. Такая многофункциональность предметов – характерная черта средневекового интерьера. В богатых домах были распространены складные столы, представлявшие собой козлы со съемной столешницей – после окончания трапезы они убирались, что тоже было сродни общеевропейской средневековой традиции. Главной мебелью для хранения были сундуки.
Особую роль в интерьере играл стул (так до ХVIII века назывались и кресла). Стул появился в русском интерьере к концу ХVΙ века, но первоначально осознавался как трон. На нем мог сидеть только царь, хозяин дома или лицо духовного звания. Когда стулья в правление Алексея Михайловича в большом количестве поселились в Кремлевском дворце, они по традиции расставлялись вдоль стен, уподобляясь пристенным лавкам.
Предметы обстановки древнерусского дома выполнялись в основном из древесины местных пород. Дерево – традиционный средневековый материал. В то время естественная красота структуры дерева еще не была оценена. Предметы сплошь покрывались резьбой, росписью или обивались дорогими тканями. Это «древнерусское узорочье» было составной частью стиля, где красота понималась, в частности, как обилие декора, но при этом интерьер не был лишен стилистического единства. Тем не менее, западные влияния эпизодически прослеживались в русском интерьере еще в конце ХУП века. Например, в московском доме государственного деятеля В.В.Голицына, устроенного по западному образцу, были десятки зеркал в рамах, стены украшали гобелены и светская живопись, в огромной библиотеке были книги на немецком, греческом, латинском языках [3].
После петровских реформ русский интерьер стал развиваться по законам общеевропейских стилей. Но особенности древнерусского интерьера сохранялись вплоть до ХХ века в традиционном крестьянском доме. Провинциальные дворянские усадьбы также далеко не сразу отошли от старого уклада. В 1762 году, после выхода Указа об освобождении дворян от обязательной дворянской службы, В.Т.Болотов, имея «уже привычку жить в домах светлых и хороших», вернулся в свое тульское имение Дворяниново. «Обиталище предков» предстало перед ним как «более похожее на крестьянское, нежели господское», с лавками, потемневшими маленькими окошками, с передней комнатой, которая «по множеству образов походила более на старинную какую-нибудь часовню, чем на зал господского дома» [4].
Новый облик жилого пространства, начало которому было положено в северной столице, стал отражением вступления России в Европу. Этот период «петровского барокко» характерен ориентацией на голландское и близкое ему английское искусство – интерьеры этих стран, переживших буржуазные революции, носили более строгий и рациональный характер, чем пышная обстановка в домах Франции или Италии. Мебель новых петербургских домов впервые приобрела ансамблевый характер, она свободно расставлялась в комнатах в соответствии с удобством и бытовой необходимостью. Избавляясь от декоративной перегруженности, интерьеры теперь все чаще демонстрировали индивидуальность их хозяев и все более становились знаком социального положения человека. Их светский характер свидетельствовал об уходе от строго регламентированного, насквозь проникнутого религиозностью быта предшествующих столетий.
Русское декоративно-прикладное искусство ХУШ века прошло огромный путь от подражания и воспроизведения западных форм к созданию собственного, неповторимого художественного языка. Уже в середине ХVIII века в русском интерьере появляются своеобразные предметы, не имеющие прямых аналогов в западноевропейском искусстве интерьера. Таковыми можно, например, признать два кресла из собрания Исторического музея, происходящие из подмосковной усадьбы Покровское-Стрешнево. Они несут на себе черты стиля рококо, однако, в его спокойном, строгом варианте, более типичном для русской мебели. Интерес представляет конструкция кресел. По сути, перед нами – кресло-кабинет. Выдвижные планки, спрятанные в подлокотниках, являются опорами для доски-столешницы, а в ящичках-пеналах, выдвигающихся также из подлокотников, расположены разные отделения, которые могут нам напомнить дорожную шкатулку Чичикова: между прочими отделениями та имела «квадратные закоулки для песочницы или чернильницы», долбленую лодочку «для перьев, сургучей и всего, что подлиннее», «всякие перегородки с крышечками и без крышечек…». Кресла относятся, по-видимому, к началу 1750-х годов, когда усадебный дом перестраивался в духе В.Растрелли. Тогда же в усадьбе возникла и портретная галерея, иллюстрировавшая родословное древо Стрешневых, родственных именитому боярству и царскому дому. В портретной стояли стулья, обитые лиловым бархатом с шитыми серебром гербами Стрешневых. Это не только вызывает в памяти западноевропейские зáмки, но и свидетельствует об усилении интереса к истории рода.
В русских усадьбах начинают появляться музеи, посвященные историческим событиям, в которых принимали участие предки. Особенно возросло их число после Отечественной войны 1812 года. Предмет в усадебном интерьере получает, таким образом, новое звучание. Он приобретает значение экспоната. Однако восприятие подобных вещей в то время имело свою особенность: такой предмет не всегда был истинной овеществленной «меморией». Подчас изготовленный усадебными мастерами по заказу хозяев, он становился знаком, памятью о прошедших событиях, а не их подлинным свидетелем. Одним из распространенных увлечений стало коллекционирование. В кабинетах появляются специальные шкафы, демонстрирующие собранные произведения искусства, коллекции минералов, исторических реликвий и этнографических диковин.
Нарождающийся классицизм, как и идеи Просвещения, наложили глубокий отпечаток на русскую усадебную культуру, сделав ее одним из самых ярких проявлений европейской культуры конца ХУШ – первой половины Х1Х века в целом. Это повлекло за собой и изменение внешнего облика усадебных домов, и формирование новых принципов усадебной экономики, и, конечно, новое обустройство повседневной жизни. Собственные театры и оркестры, собственные композиторы, художники и мастера, создававшие великолепное убранство бесконечных анфилад, стали обычным явлением в богатых усадьбах. Новый образ жизни усадеб периода классицизма вызвал к жизни появление собственных производств - от юсуповского фарфора и уникальных по качеству исполнения шалей мануфактур Г.А.Колокольцова и его сестры Н.А.Мерлиной до широко распространенных мебельных мастерских. Среди усадебных мастеров встречались и такие самородки, как, например, М.Я.Веретенников, крепостной Салтыковых, выполнявший мебель по заказам Екатерины П.
Репрезентативность – главное качество интерьеров классицизма конца ХУШ века. Но апогеем этой репрезентативности стал стиль ампир, захвативший аристократические дворцы в начале Х1Х века. Введенный в моду французским художником Л.Давидом в период правления Наполеона Бонапарта, он практически сразу проник в Россию. Стиль имел идеологическую основу – он был призван прославлять власть императора. Способствовала этому и новая цветовая гамма интерьеров – торжественный красный цвет обивок и подушек, блеск золоченой бронзы сопровождали новые мебельные формы. На русскую дворцовую обстановку влияние оказали в первую очередь проекты Французских архитекторов Ш.Персье и П.Фонтена. Формы и декор мебели и бронзовых элементов интерьера вызывали ассоциации с императорским Римом. Грифоны, орлы, летящие Ники – богини Победы, а после Египетских походов Наполеона – сфинксы, стилизованные лотосы, изображения древних египтян и египтянок в канонических париках, пышный орнамент из пальметт и лавровых венков, перекрещивающихся стрел и факелов доминировали в декоративном убранстве интерьеров.
После Отечественной войны 1812 года на смену показной роскоши в русскую усадьбу приходит бόльшая простота и интимность, что было особенно характерно для среднего дворянства. Домашний уют, семейные радости становятся идеалом повседневной жизни. Образ типичного для этого времени хозяина «дворянского гнезда» дает Е.А.Баратынский: «Умеренностью, хозяйством он заменял в быту своем недостаток роскоши. Сводил расходы с приходами, любил жену и ежегодно умножающееся семейство – словом, был счастлив».
Мебель усадебного ампира, фанерованная красным деревом, карельской и волнистой березой, ильмом или тополем, продемонстрировала множество вариантов на основе выработанного дворцовым ампиром декоративного языка. Но интерпретируется он уже по-своему – декор не столько дополняет архитектонику предмета, сколько сам участвует в формообразовании. Бронзовые накладки, свойственные дворцовым предметам обстановки, заменяются здесь резными деталями, золочеными или тонированными под патинированную бронзу. Пластичность русской мебели этого периода, названного «золотым веком» - ее характерная черта.
Убранство гостиных было одинаково во всех домах. В простенках между окнами висели зеркала, под ними стояли ломберные столы, выполнявшие роль подзеркальных, а во время приема гостей выходившие на середину комнаты. С противоположной стороны располагался диван; перед диваном - большой стол, чаще всего овальный на одной опоре, с креслами. А по обеим сторонам от дивана симметрично располагались два ряда стульев. Однако этой канонической основе усадебного интерьера придавался характер уютного домашнего гнезда: место у окна занимал столик для рукоделия, напольные пяльцы со стулом или уютное «дедушкино» кресло хозяина, наблюдавшего за уличной жизнью. На стенах, в простых рамах – гравюры и акварельные портреты домочадцев, гербарии под стеклом и другие сентиментальные вещицы. Вышивки шерстью и бисером, выполненные хозяйкой дома, служили традиционными семейными подарками: всевозможные подушки, каминные экраны с вышитыми вставками, бисерные чубуки или ленты сонеток составляли характерную часть предметного мира русской усадьбы – будь то гостиная, будуар или кабинет. Цветочный орнамент занимает все больше места - не только в рукоделии, но и в мебельных обивках, часто выполненных из английского вощеного ситца. Подчас той же тканью декорируются и стены. Интерьер дворянского загородного дома или городской квартиры демонстрирует несомненное сходство русского усадебного ампира в европейским бидермайером.
В период правления Николая 1 поздний классицизм становится все более официозным стилем, приходя в противоречие с социальными процессами, происходившими в стране. В этот период постепенно сокращается дворцовое строительство. В городских и загородных особняках появляются новые хозяева - на смену потомственной аристократии постепенно приходят преуспевающие финансисты, разбогатевшее купечество. Наиболее типичным зданием в промышленно развитых городах становится доходный дом. Естественно, городские квартиры сильно дифференцировались - от богатейших, убранство которых не уступало особнякам, до тесных квартир, выходивших окнами во двор, часто сдававшихся внаем покомнатно. Однако именно на базе доходных домов началось формирование интерьера городской квартиры, одной из главных особенностей которого было стремление к комфорту при ограниченном числе комнат.
Античность перестала восприниматься как единственное и вечное выражение эстетического идеала. Теперь в поисках прекрасного взоры людей обратились и к другим стилям прошлого - к торжественной строгости готики, к пышности барокко, изысканности и прихотливости рококо. Таким образом, стилистический канон уходит в прошлое. Это способствовало проявлению большей индивидуальности и свободы при создании интерьера.
Отказ от классической строгости ощущается буквально во всем. Это, прежде всего, новый порядок расстановки мебели, гораздо более свободный. Предметы обстановки отрываются от стен, группируются в так называемые «уголки». Вот как описывался один из московских салонов того времени у Д. Благово: его хозяйка «одна из первых отступила от общепринятого порядка в расстановке мебели: сделала в гостиной какие-то угловатые диваны, наставила, где вздумалось, большие растения... В то время это казалось странным» [5]. Важной особенностью становится обилие тканей в интерьере - различных драпировок, ламбрекенов; художественный многодельный паркет постепенно вытесняется коврами, закрывающими всю поверхность пола, а также шкурами зверей, том числе экзотических – леопардов и тигров, часто клавшимися поверх ковров. Не менее характерным со второй четверти Х1Х века стало и обилие зелени. Живые цветы постепенно заполняют все комнаты. Они группируются у окон, располагаются на жардиньерках; входят в моду трельяжи - разнообразные решетчатые перегородки, увитые плющами и лианами. Зимние сады получают все более широкое распространение.
Важнейшая черта интерьеров периода историзма и эклектики середины – второй половины Х1Х века - их предельная насыщенность. Обилие мебели, заполнявшей все пространство комнат, дополнялось множеством бытовых мелочей. Распространение фотографии также отразилось на интерьере: фотографические снимки покрывали стены особняков и квартир, заполняли письменные столы. Предметное изобилие отождествлялось с красотой и уютом. «Всего должно быть много» - этот принцип стал необходимым условием «стильного» и комфортабельного жилища. Сумрачный колорит, свойственный этому стилю, довершал общее впечатление.
Характерным признаком эклектичности дома или квартиры являлась обстановка комнат в разных стилях. Описание такого богатого особняка, относящееся к третьей четверти Х1Х века, дает В.В.Крестовский в романе «Петербургские трущобы»: «Давыд Георгиевич ... в первый раз парадно принимал гостей в своем вновь отделанном доме. Он внутренне гордился эффектом, который производит на посетителей это изящное великолепие. Его самого слишком сердечно занимали и радовали переходы от ярко освещенных зал к умеренным гостиным, украшенным настоящими гобеленами, китайскими болванчиками и этрусскими вазами, дорогими бронзами и еще более дорогими картинами ... Но более чем гостиные во вкусах Людовика Х1У, ХУ, Ренессанса и Империи, более, чем маленькая комнатка со стрельчатым сводом и разноцветным окном, в стиле Moyen age, освещенная сверху одним фонариком, Давыда Георгиевича занимала обширная столовая, вся из резного дуба, в русском вкусе, с полками, где теснились севрские фарфоры, богемский хрусталь, старое, тяжелое серебро и золото в стопах, кубках и блюдах, - столовая, украшенная картинами Снайдерса и медальонами, из которых выглядывали чучела медвежьих, кабаньих, лосьих и оленьих голов. Еще более радовала его диванная в персидском вкусе, мягкая, низенькая мебель которой, составляя резкий переход от дубовой столовой, в соединении с приятным розовым полумраком, господствовавшим в ней, так манила к лени, неге, послеобеденной дремоте. Этой последней в особенности помогал ровный и тихий плеск фонтанов, бивших рядом с диванной, в роскошном зимнем саду...» [6].
К концу Х1Х века Европу захватила идея поисков нового стиля, синтезировавшего в интерьере и его предметном наполнении все направления художественной жизни. Модерн в области декоративно-прикладного искусства и мебели возник в эпоху бурного развития индустриализации и декларативно противопоставил себя все более обезличивавшейся фабричной продукции. Именно это пробудило у художников-живописцев разных стран интерес к бытовой вещи, к поискам художественного единства в обстановке дома. Средневековое ремесло, индивидуальность предмета, созданного мастерами прошлого, стали во многом основой разработки нового стиля в европейском декоративно-прикладном искусстве. В России предтечей модерна также стало обращение к национальным художественным традициям – начало этому было положено в 1880-х годах в подмосковном Абрамцеве. Деятельность абрамцевского художественного объединения в области декоративно-прикладного искусства не может не вызвать ассоциаций с европейским Движением искусств и ремесел. Завершился расцвет русского национального романтизма в 1900-х годах в художественном объединении Талашкино, в имении княгини М.К.Тенишевой под Смоленском. Опиравшееся на традиции древнерусского и народного искусства, это направление подарило нам множество ярких произведений, созданных выдающимися художниками-живописцами своего времени – М.Врубелем, В.Серовым, К.Рерихом, К.Коровиным, С.Малютиным и многими, многими другими. Их творчество отличалось подлинно ренессансным подходом к искусству, где домашняя обстановка имела не меньшее значение, чем «высокие искусства».
Хотя декларативно модерн и противопоставлял фабричное производство эстетической значимости вещи, внутри него зрела и прямо противоположная идея: машина, выражаясь языком выдающегося архитектора ХХ века Ф.Л.Райта, может быть орудием в руках художника. Это стремление к соединению прагматической функциональности вещи и художественной идеи стало целью художников ХХ века, устремленных в будущее и не приемлющих ни пассеизма, ни фольклорного наследия. Признаком стиля стала безорнаментальная форма предметов, новая эстетика вещи, рожденная машинным производством - это осознавалось как «красота целесообразной формы». Все это сочеталось с проникновением в жилые дома достижений передовой технической мысли, начавшимся еще в Х1Х веке – от электрического освещения и газовых плит до телефонов и холодильников.
Новые идеи нашли отклик и в душах художников советского авангарда 1920-х годов. О процессах, параллельных в советском и западноевропейском искусстве, свидетельствуют, в частности, проекты советских художников и архитекторов с использованием металлических трубок и татлинский стул из гнутой клееной фанеры. Этот проект В.Татлин создал в стенах ВХУТЕИНа, профессором которого стал в 1927 году. В Советской России велись поиски по освоению новых материалов – пластмассы, звукопоглощающих покрытий для пола, проводились эксперименты по рациональной окраске стен, расширяющей пространство. Творческая мысль художников находила выражение и в проектировании встроенной обстановки, делающей небольшое жилое пространство более функциональным. Все это, однако, не оказало влияния на бытовую сторону советской жизни, поскольку для этого не было не только практических условий, но и производственной базы. Взоры художников обратились к проектированию обстановки общественных зданий. Это – одна из ярких страниц советского искусства 1920-начала 1930-х годов. Однако большинство проектов так и осталось на бумаге. Те, которые удалось реализовать, почти все утрачены. Примером может служить проект знаменитого интерьера рабочего клуба, созданный А.Родченко в 1925 году для Международной выставки декоративных искусств и художественной промышленности в Париже. Заказ Академии художеств был выполнен Родченко в виде чертежей и макета, а реализован лишь в Париже, где получил серебряную медаль.
Впрочем, борьба с украшательством вскоре закончилась. Этот поворот стал очевидным в интерьерах Дома на Берсеневской набережной, построенного в начале 1930-х годов. Мебель по проекту Б.М.Иофана выполнялась из дорогого мореного дуба, но ее простые рациональные формы еще дышали эстетикой советского авангарда. Разительный контраст представляло сочетание ее аскетичных форм с архитектурным оформлением интерьеров. Стены в квартирах были расписаны под шелк или греческие колонны, плафоны на потолках изображали экзотические фрукты и заморские пейзажи. В этом активном вмешательстве декора, основанного на стилях прошлого, еще недавно так бурно предававшихся анафеме, ощущается наступление новой эстетики. В последние предвоенные и в послевоенные годы она стала определять интерьеры привилегированной части советского общества.
Советский интерьер за последующие десятилетия своего существования продемонстрировал всю палитру отношения к вещи - от господства строгих аскетических форм обстановки индустриального жилья начала 1960-х годов до восприятия предмета как художественного объекта, не обязательно несущего функциональность и практическую пользу. Меняющийся мир сделал в наше время постоянно совершенствующийся и быстро устаревающий компьютер одним из символов эпохи. Из многих интерьеров уходит книга – овеществленный знак духовной культуры: литература стремится уйти в виртуальный мир, вытесняя из квартир библиотеки. Однако мир изменчив. Часто, казалось, навсегда забытое – возвращается. Не уйдут из повседневной жизни и вещи, парадоксально соединяющие традицию, сиюминутность и отражающие нашу индивидуальность.
Примечания:
- Проективный философский словарь: новые термины и понятия. С-Петербург, 2003, с.346
- И.Е.Забелин. Домашний быт русских царей в ХУ1 и ХУП столетиях. Книга 1. Государев двор или дворец. М., 1990, с.46
- Сыскные дела о Федоре Шакловитом и его сообщниках. С-Петербург, 1893
- Записки А.Т.Болотова, написанные им самим для своих потомков. Том 1. Тула, 1988, с.404
- Д.Благово. Рассказы бабушки. Из воспоминаний пяти поколений. С-Петербург, 1885, с.428
- В.В.Крестовский. Петербургские трущобы. Л., 1990, с.176